ЧАСТЬ I
Немецкая овчарка в Германии. История борьбы с модой

Немецкая овчарка как культурная, заводская порода существует менее ста лет. Но не следует ограничивать ее историю этими ста годами. Ничуть не умаляя выдающихся заслуг М.ф.Штефаница и А. Мейера, стандартизировавших эту породу в 1899 г. и, без преувеличения, открывших ее миру, справедливо будет сказать, что истинными создателями немецкой овчарки были безвестные пастухи и крестьяне Германии, на протяжении нескольких веков до того отбиравшие, а стало быть, и оставлявшие для разведения, только самых подходящих для работы собак. Селекция была беспощадной, ведь трудные условия жизни в средневековой деревне делали непозволительной роскошью содержание собаки-нахлебницы, не оправдывавшей затрат на ее кормление. Крестьянский практицизм, пусть он сегодня кажется жестоким, с одной стороны был вынужденной мерой, а с другой — только он и мог создать породу, заслужившую эпитет «жемчужины среди других пород».
Сельскому жителю нужна была предельно неприхотливая, жизнестойкая и выносливая собака — «на все руки дока». Вот как об этом писал Август Шмидт (да простят мне читатели обильное цитирование его статьи «Немецкая овчарка» из журнала «Кровное собаководство» №4 за 1926 г.): «Крестьянину она была крайне необходима как дворовая собака, пользовался он ею вовсю и был о ней далеко не высокого мнения. До последнего дня своей жизни несла она тяжелую работу, а крестьянин считал это как нечто «само собою понятное»; ее же благоразумие, самопожертвование, мужественное бесстрашие при защите собственности своего хозяина, ее непревзойденная чуткость — все это для крестьянина была «ничто», и над этим он даже не задумывался. Собаку, почему-либо его не удовлетворяющую, он просто убивал, порой не щадя даже своего старого друга, который за дряхлостью своей уже не был способен исполнять тех тяжелых работ, к которым привык хозяин и исполнение коих считал обязательным. Она была вещью, инструментом, производившим определенную работу. Несмотря на все это, крестьянин все же любил свою собаку, хвастал ее умом, пригодностью к работе, ее хваткой и прочим».
Доля овчарки и сегодня нелегка, а в те поры была куда как трудней. С весны до поздней осени, пася отару и перегоняя ее с одного маленького пастбища на другое среди засеянных угодий, овчарка «накручивала на свой спидометр» до двухсот километров — каждый день! (Насколько помнится, таковы данные английских исследователей. Для сравнения: волк может пробежать за сутки порядка 80 километров.) По ночам ей приходилось оберегать овечьи загоны от хищников. Конечно, немецкая овчарка ростом и силою много уступала волку, но если серого разбойника атаковали сразу две-три храбрые собаки, умевшие драться «одной хваткой», т. е. сразу вцепляться в горло и уже не отпускать противника, как и полагается делать хорошей овчарке, то волку лучше было загодя убраться подобру-поздорову, не искушая судьбу.
«Как неподкупный, бесхитростный, неутомимый и неумолимый сторож крестьянского двора славилась овчарка также. Ее пасти и хватки боялся каждый чужой человек, и не без основания, ибо немецкая овчарка относилась всегда недоверчиво и недружелюбно ко всякому чужому, в нем она видела недоброжелателя или врага своему хозяину, его двору и добру» (А. Шмидт, там же). Добавлю: ни о привязывании на цепь, ни о глухих заборах вокруг двора, как правило, в деревне и представления не имели. Овчарка сама должна была знать границы охраняемых ею владений и никого не трогать вне их. Как видно, крестьянин не стоял перед дилеммой: выбирать ли слишком добродушную или чрезмерно агрессивную собаку. Он выбирал умную.
«Славилась она также и среди охотников своим изумительным чутьем на барсука и кабана… Она так ловка, что никогда не допускала победы над собою кабана, от клыков которого погибало немало гончих…
В лунную октябрьскую ночь отправляется немецкая овчарка с пастухом-хозяином на охоту на барсука… Охотясь на барсука, овчарка отрезает ему путь отступления к норе, галопом мчится по его следу, и нет ему спасения — он погиб. Сплошь и рядом, бегая по пороше, немецкая овчарка откроет и зайца; тогда наступает для нее радость — полным галопом, предупреждая все хитрости косого, она настигает его» (А. Шмидт, там же).
И все эти качества были собраны в одной собаке! Просто триумф народной селекции. Да, еще одна немаловажная деталь: очень даже сомнительно, чтобы пастухи и крестьяне, при всем их понимании природного поведения животных, были хорошими дрессировщиками и натасчиками. То есть, хочу сказать: мало того, что овчарки несли в крови способности к разнообразной работе, они их самостоятельно и активно проявляли, сообразуясь с условиями своего существования. И потому включались в работу легко и естественно, как только им предоставлялась какая-то сфера приложения их сил и энергии, при самом минимальном обучении.
Заботили ли крестьян экстерьерные данные их собак? Нисколько. Какое-то значение, безусловно, придавалось приметам, выдающим сходство щенков с особенно хорошими в работе их предками. На этом основании уничтожали в первую очередь щенков, таких примет не имеющих. Так поступают везде, где используют местных собак для работы: охотникам и пастухам желательно выращивать только собак, с наибольшей вероятностью обладающих подходящими врожденными задатками. Наличие примет служит определенной гарантией унаследования потомством вместе с ними и вполне определенных пользовательских качеств. С течением времени, от поколения к поколению приобретая все большую выраженность и увеличиваясь в своем количестве, приметы становятся отличительными признаками данной популяции, породы собак и при переходе к культурному разведению ложатся в основу стандарта. Но до этого наличие примет или каких-то иных специфических внешних признаков не является самоцелью разведения, и собственно экстерьерные качества собак никого не волнуют. Лишь бы собака была хорошим работником!
Жесткий отбор по рабочим качествам ценен тем, что с его помощью в конечном итоге отбирают собак хороших во всех отношениях, по всем параметрам. То есть, при пользовательном отборе спонтанно ведется селекция и по главным экстерьерным формам. Собака с пороками сложения, равно как с недостатками здоровья, психики, ума, оказывается неспособной выполнять тяжелую работу, что для нее равнозначно смертному приговору. А потомство лучших, подвергаясь все более усиленной эксплуатации, из поколения в поколение совершенствуется в своих качествах. «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат».
К концу XIX века поголовье немецких овчарок представляло собой несколько разновидностей собак, близких по анатомическим особенностям сложения, практически одинаковых по пользовательским характеристикам и отличавшихся друг от друга длиной и структурой шерсти, окрасами, формой ушей и другими не слишком существенными для работы признаками.
Главной зоотехнической задачей А. Мейера и М. ф. Штефаница было придать всем немецким овчаркам тот вид, те экстерьерные и конституциональные формы, которые в наивысшей степени способствовали бы проявлению лучших рабочих качеств. И при этом нельзя было ничего потерять в выдающихся природных способностях этих собак. Трудную задачу они решили блестяще. За образец был взят волкообразный серый кобель с крепкой психикой и буйным темпераментом, ставший основателем первой заводской линии немецких овчарок. Его же описание легло в основу стандарта.
С закреплением в поголовье выбранных стандартом статей сложения, немецкая овчарка окончательно отложилась от родственных ей пород, таких как ховаварт, шаф-пудель и прочих. Вскоре порода обрела широкое признание и быстро распространилась во многих странах как наиболее подходящая для военной и полицейской службы.
Любителям собак в те поры импонировало не внешнее, но внутреннее богатство немецкой овчарки, сущность которой можно было «охарактеризовать всего лишь двумя словами: простота и прилежание. Простота в наружности и прилежание как основное ее качество». Они прекраснодушно надеялись, что «ее простой, не декоративный вид охранит ее от того, чтобы она сделалась скоропреходящей модной игрушкой — участь многих модных красивых пород, прилежание же обеспечит ей с каждым днем все возрастающий круг поклонников и любителей». (А. Шмидт. Там же).
Прилежание на самом деле обеспечило немецкой овчарке бешеную популярность. Но тогдашние любители породы определенно недооценили разрушительную силу моды и дышащего в затылок последней коммерческого разведения.
Первые «выкрутасы» моды немецкая овчарка претерпела еще при жизни Штефаница. В начале века породе для успешного ее применения в служебных целях недоставало роста и силы. Естественно, на выставках определенное предпочтение оказывалось более крупным и массивным особям. И вот, слишком увлекшись впечатляющими габаритами, те германские любители, что разводили эту породу из соображений конъюнктурных, без оглядки на ее работопригодность, выгнали рост выставочных лидеров, а затем и большей части всего поголовья далеко за пределы разумного. Один из ведущих советских кинологов тех лет В.Л.Вайсман писал об этом так: «В настоящее время немцы культивируют крупных овчарок, доходящих до 70 и более сантиметров. Подобные собаки тяжелы и не выносливы, что отражается на быстроте и успешности работы, в особенности при сильной жаре» («Стандарты служебных собак», Москва, 1930). Мариан Шиманкевич, известный польский овчарист, в 1966 году считал, что эта ситуация «сложилась в результате тесного кровного разведения и симпатии к крупным собакам. Около 1925 года порода в целом стала высокой, квадратной и неуклюжей, ей не хватало легкости и плавности движений, как то было принято за идеал Штефаницем» («Из истории немецкой овчарки, журнал «Пес», ПНР). Решительными действиями Штефаниц вернул породу к первоначальному стандарту, но… Разведением занимаются люди, а людям свойственны слабости, одна из которых — подверженность увлечениям, моде. К тому же мода определяет спрос.
В конце тридцатых годов на выставках стали уделять особое внимание пластичным и низким, «стильным» движениям. Незамедлительно последовали модные извращения, о которых читаем у Шиманкевича далее: «Характерным моментом современной нам истории овчарок являются попытки влияния моды на формирование типа овчарки, при одновременных стараниях теоретиков разведения породы, направленных на недопущение утраты рабочих качеств. Например, в предвоенные годы появляются собаки слишком массивные, с низкой грудной клеткой, передвигающиеся как кошки. Выглядели они эффектно, но руководители разведения вовремя поняли опасность, кроющуюся в этом отклонении. Развернутый лозунг «возвращения к образцовой собаке» ликвидировал тенденции моды, подчеркивая факт, что слишком массивные собаки не способны к легкому бегу, утратили скорость и поворотливость».
Хотя тип приземистых и слишком тяжелых собак превалировал в разведении еще довольно долго, вызывая подобные нарекания, это были все же овчарки, к оценке которых можно было подходить с такими, например, требованиями: «На выставке у нас нет возможности достаточно хорошо оценить выносливость овчарки. Но все-таки можем видеть, что некоторые собаки за два часа движения рысью на солнце устают, а это у немецкой овчарки плохой признак…Легкая и свободная рысь…требуется не только пастушьим собакам, но и каждой служебной собаке. Собака, которая не выдерживает легкого бега в течение всего дня, а после не в состоянии быстро задержать убегающего фигуранта, не может быть действительно служебной собакой. Есть много собак, которые после нескольких часов рыси так устают, что не проявляют никакого интереса к дальнейшей работе. Конечно, это нельзя проверить на выставке и потому мы должны быть очень требовательны, чтобы собаки выдерживали такое короткое двухчасовое движение и после были свежими в выставочном ринге» (Карел Вшолек, «Немецкая овчарка», 1954, ЧССР). Эх, сейчас бы мне ваши заботы, пан Вшолек!
Думаю, уважаемые читатели уже догадываются, что атаки моды на немецкую овчарку этим не прекратились? Да-да, увы, каждый очередной виток развития породы сопровождался очередным «взбрыком» эстетствующих разведенцев. Что, например, считалось красивым и «модным» на рубеже 60-70-х годов, по какому поводу тогда били тревогу истинные ценители породы? Модной оказалась «гармонично спадающая линия верха» от ушей до кончика хвоста, которую неуемные поборники красивости старались привести к прямой, нисходящей под углом чуть ли не в 40° к горизонтали. И вот что из этого вышло: «Ведущий племенные книги Кремхельмер подчеркивает: «Нужно обратить внимание на то, чтобы не отвлекаться от нормально сложенного рабочего типа, в котором нет ничего ни «много», ни «мало». Сейчас у нас есть целый ряд собак, которые из-за своих коротких задних ног имеют спину, сильно опущенную вниз, и производят впечатление, будто обладают высокой длинной холкой, даже если это не так. Когда же к этому прибавляются короткая спина и сильно склоненные бедра, получается гиеновидная сильно скошенная назад бегущая машина, для глаз, возможно, красивая, но не работоспособная…» Такой опытный разведенец и знаток экстерьера как Ханн предупреждает: «Многие собаководцы — фанатики красоты — перешли границы, допустимые для рабочего телосложения. Так возникли «гиеновидные» типы, которые наблюдаются в некоторых линиях, но племенному стандарту не соответствуют. Эта рабочая порода не должна пасть жертвой модных настроений или странных заграничных увлечений» (Юрий Унгерман «Современные тенденции в разведении немецких овчарок в ФРГ и ГДР», журнал «Пес», ЧССР, 1978). А еще увлекались сильными до острых углами задних конечностей, чепрачным окрасом, длинными, лежащими на земле хвостами, опять-таки чрезмерным ростом и «гармоничной линией верха», но теперь уже с «плавным течением»…
Англичане вроде бы стабилизировали свои эстетические требования к немецкой овчарке на чем-то между «гиенами» и «остроуглыми», что дает теперь немцам пищу для ехидства: «Разводимые в Англии немецкие овчарки так резко убывают в крупе и имеют настолько «заугленные» задние конечности, что эти собаки наступают как зайцы — всей плюсной. Просто английские заводчики увидели как-то, что в Германии придают большое значение сильным углам задних конечностей и спадающей вниз линии спины и мигом все это преувеличили. То, что немцами при этом обращалось внимание на рысачий корпус овчарки, было ими, очевидно, упущено» (Р. Северин, ФРГ «Различие в английском и немецком подходах в разведении бультерьеров», журнал «Ваше хобби», Белоруссия, №4, 1993).
— Как бы там ни было, — может сказать иной читатель, — но ведь всякий раз германское, а вслед за ним, наверное, и наше разведение возвращаются на круги своя «к работопригодной овчарке». Болезни роста неизбежны, и стоит ли шум поднимать, если они все равно преодолеваются?
Не так-то все просто с «преодолением» и «возвращением». «Проблема становится очень серьезной, когда мода, эта глупейшая из глупейших особ женского пола, начинает диктовать бедной собаке, какой должна быть ее внешность; и из всех вошедших в моду пород не найдется ни единой, чьи первоначально прекрасные психические способности не были бы в результате погублены. Только там, где эту породу продолжали культивировать ради дела, без реверансов в сторону моды, она сохраняла свои первозданные достоинства…Когда практическая польза перестает быть целью при «модернизации» какой-нибудь породы, ее можно считать обреченной». Эти известные слова Конрада Лоренца («Человек находит друга», Москва, «Мир», 1971), чей авторитет лауреата Нобелевской премии, думаю, достаточно весом.
Зло заключается в том, что носитель модной экстравагантной «оболочки» используется в разведении без особой оглядки на то, обладает ли он всем необходимым набором хороших рабочих качеств и не несет ли он «гандикап» нежелательных наследственных свойств. Более того, ради его модных (но ценных ли на самом деле?) преимуществ, разведенцы частенько готовы даже закрыть глаза на присущие ему явные недостатки. Немного нужно времени, чтобы значительная часть поголовья оказалась породненной на такую «звезду». Несколько подобных «реверансов» и из генофонда вытесняется действительно ценная, порою определяющая суть породы наследственнось. А инбридирование ускоряет этот процесс в десятки раз. В первую очередь несчастные потомки выставочных чемпионов утрачивают ум, хороший характер, здоровье и все прочее, что на выставке оценить толком никак нельзя. Увы, при укоренившейся в системе собаководства шкале ценностей, «даже щепетильно честные владельцы питомников, которые скорее умрут, чем используют собаку, не отвечающую всем необходимым требованиям, считают вполне этичным получать потомство от физически красивых, но умственно отсталых собак, а затем и продавать эти щенят» (К. Лоренц). И вслед за Лоренцом, я «придерживаюсь весьма низкого мнения о современных принципах разведения собак, принципах, которые слишком большое значение придают «красоте» собак, пренебрегая их умственными способностями…»
Кстати, насчет «физической красоты» овчарок. Приведенных выше примеров, наверное, вполне достаточно, чтобы понять: если идеал красоты не определяется функциональным совершенством, если экстерьерный или конституциональный признак, стать, тип, размер, пропорция не могут быть оправданы серьезной рабочей проверкой или не отвечают требованиям жизнестойкости, то это уже не красота, а красивость, декоративность, вкусовщина, только вредящая рабочему назначению породы. И нет никакой принципиальной разницы между красивыми «гигантами» 20-х гг. и тоже красивыми «кошками» 40-х, «гиенами» 60-70-х и современной диванно-выставочной «овальной» элитой — это все отражения вкусов своего времени, далеко отстоящие от истинной красоты немецкой овчарки.
Думаю, стоит сказать и другое. Основой оценки красоты служит чувство природной гармонии, той гармонии, флюиды которой ощущают, пожалуй, все, но видят ее немногие. Красивость, ввиду ее доступности, так часто и побеждает. Она почти обречена на победу, поскольку ее легко объяснить и привить ее понятия другим, большинству. Гармония же с трудом поддается объяснению, а научить чувствовать, видеть ее вовсе нельзя. Чувство гармонии как чувство юмора: либо оно есть, либо нет. Оно сродни таланту художника и встречается немногим чаще. Не обижайтесь, дамы и господа эксперты, но у меня есть серьезные подозрения, что многие и многие из вас, в том числе среди судящих выставки немецких овчарок, таким даром обделены. Потому я за экспертизу и отбор овчарок по функциональным показателям. Может это и не самая короткая дорога к настоящей красоте породы, но зато самая верная. Конечно, если судить строго и честно.
К счастью, однако, отнюдь не все поголовье овчарок в той же Германии захлестывали модные поветрия. Всегда оставались преданные идеалам породы люди, заводчики, дрессировщики и судьи, пренебрегавшие стряпаньем выставочных победителей, но серьезно и ответственно придерживавшиеся в своей деятельности заветов Штефаница. Их и сейчас немало. И разводят они собак настоящих, здоровых телом и душой, с крепкими нервами, способных к любой работе. Именно этих собак имел в виду Лоренц, рекомендуя покупающим щенка: «Немецкую овчарку всегда следует брать от родителей, принадлежащих к служебной линии, и в этом случае удостоверение ее происхождения от чемпионов имеет вполне реальную практическую ценность». Лоренц указывал на тенденцию к разделению рабочих и выставочных немецких овчарок. И это разделение произошло.
------ Продолжение ------->